Самый самобытный (и продуктивный!) инди-режиссер России Роман Михайлов — о панических атаках, стыде перед Тарковским, Билли Айлиш и «Твин Пиксе»

О начале творчества

В 1990-е мы с друзьями жили весело и своеобразно. Изучали музыку, танцы, театр, устраивали дикие перформансы. На ночных базарах изображали сущностей, которые питаются пластиковыми стаканчиками и издают странные звуки. На болоте однажды разделись наголо, начали ползать по полянке и отыгрывать всяких соплежуев. На железнодорожных рельсах и в поездах тоже устраивали перформансы и снимали на VHS. Мне дороги воспоминания об этом времени — мы были свободны.

О том, что кино — живое

Киновпечатление — это тайна. Когда мне было 17 лет, я с другом пошел в кинотеатр на «Жертвоприношение» Тарковского. Мы сидели с ним, ржали и думали, когда же это закончится. А потом я пришел домой и понял, что меня фильм не отпускает, образы в голове крутятся. Мне стало так стыдно за свое поведение и общение с этим кинопространством.

Фильм – это как живой человек, понимаете? Вот вы, например, со мной встретились, рассказали что-то о своей жизни, а я посмеялся в ответ. Мне потом будет за это стыдно, ведь я не имел права себя так вести. Я каюсь, когда рассказываю эту историю про Тарковского. Я был молод и не прав. Сейчас понимаю, насколько глубоко вложились создатели.

Об ответственности режиссера

Когда вы создаете фильм, то запускаете его в пространство вне времени. Вот если вы в жизни совершите плохой поступок, то можете раскаяться за него, и он коснется только вас и того, кому вы причинили боль. Если же заложите зло в свой фильм, последствия могут быть немыслимыми. Например, через 50 лет родится новое поколение, и вокруг вашего фильма создастся деструктивная субкультура. Вы даже не сможете попросить за это прощения и отречься от кино. Поэтому снимать фильм — сверхответственность.

О том, как нужно снимать кино

В Варанаси во время съемок фильма «Жар-птица» меня накрыло. Это было веселое и странное время: холод, все болеют, вокруг кремационный дым. 28 декабря я в одержимом состоянии написал эстетический манифест, бегом носился с ним и говорил: «Я понял, как нужно снимать кино». Шесть лет к этому шел и наконец сформулировал. Манифест сводился к тому, что зрителей никогда нельзя обманывать. То есть выдавать то, чего не было, за то, что было. Я постановочность не люблю: когда актеры просто проговаривают заученный текст. Если сцена не была прожита, нужно добиваться 30 и более дублей.

Где-то к ночи я успокоился, а потом проснулся грустным. Я понял, что все это глупо. Мои фильмы не соответствуют тому, что я написал. Я всегда работаю с обманкой монтажной.

О популярности

Популярность — это тип власти, а у меня никогда к ней не было стремления. В 2017 году Феликс Сандалов опубликовал со мной интервью в казанском журнале «Инде», и оно за сутки набрало 100 тысяч просмотров. Обо мне начали все говорить в соцсетях, и у меня той ночью из-за лишнего внимания случился приступ. Мне показалось, что тысячи куриц клюют мой мозг.

Сначала меня сильно крутило, сейчас изменилось отношение. Мне хочется наоборот говорить: «Миллионы людей, приходите смотреть наш фильм!»

О российском сериале по американскому телевидению

Я бы хотел, чтобы наш сериал «Путешествие на солнце и обратно» показали по американскому телевидению. Желательно, центральному. Почему нет? В 1990-е у нас смотрели «Твин Пикс», и он очень изменил российское представление о кино США. Мы думали, что оно тупое — только фильмы с Шварценеггером. «Твин Пикс» показал, что американское общество — глубокая метафизическая жесть. Если наш сериал так же показать по американскому телевидению, изменится отношение к России. Люди там поймут, как мы чувствуем и мыслим.

О рутине

Место силы в Петербурге — моя квартира в хрущевке. Я живу очень просто. Гуляю по дому, как по улице: сотни раз туда-сюда с кухни в комнату. Мало с кем общаюсь, много читаю и записываю, что прилетает в сознание. Еще я постоянно слушаю музыку. Сегодня у меня играли Шнитке, Билли Айлиш, Бах, Люся Чеботина.

О минимализме

Минимализм — оптимальный ход в создании чего угодно. Вот проснулся ты, понял, что должен написать рассказ или симфонию — следуй минималистичным путем. Любое излишество приводит к грешку. Минимализм никогда не бывает пошлым. Наоборот, всякая пошлость — от переизбыточности. Я с раннего детства жил в хрущевке: соседи ругаются, пол скрипит. И как ни странно, у меня было ощущение бедности как полноты. То есть мне было достаточно того, что есть, чтобы познавать мир, получать откровения, создавать творчество.

О несвободе режиссера

Меня очень редко впечатляет драматургия фильмов. Чаще всего она кажется плоской и вульгарной. Создатели боятся быть непонятыми в кино, потому что, как правило, оно делается при поддержке больших денег. Продюсеры не выделяют бюджеты на какое-то безумие, и это ограничивает свободу кинематографистов: они не могут оттянуться. В этом смысле меня впечатляет Годаровский «Социализм». Я его пересмотрел раз семь. Это полное сумасшествие, но оно поражает своей смелостью. Я медитативно соединяюсь с его образами, они остаются в моих снах.

О разнице между кино и литературой

Литература — полная свобода, кино — борьба с пространством. Бывает, надо снять сцену, а сама площадка сопротивляется. Свет не выставить, кадр некрасивый, актеры не могут наполнить его жизнью. Кино — крайне сложный процесс и коллективная медитация. Это не то, что в литературе: летишь, куда хочешь, в своем трипе. Людям на площадке надо объяснить, что происходит, с ними надо объединить волю в каком-то порыве.

В кино мы часто зажаты обстоятельствами. Вплоть до того, что может появиться кто-то, кто контролирует местность и предъявить претензию: «Вы кто? Почему здесь снимаете? Есть ли у вас разрешение?». В литературе трудно помыслить, что у тебя в комнате появится гномик и скажет: «С какой стати ты это пишешь?».

О феномене узнавания себя в кино

Есть люди, которые считают, что я про них пишу книги и подсматриваю их сны. Это не так. Видимо, есть какое-то коллективное бессознательное. Ты со своей чувствительностью приходишь в него и записываешь, что считаешь нужным. Абсолютно нормально, что найденное совпадает с ощущениями других людей. Вот если бы не совпадало, было бы грустно. Ты прописываешь гигантскую вселенную, а другие себя в ней не узнают.

О подготовке к съемкам

Перед съемками я приглашаю всех участников в настоящую исследовательскую лабораторию. Уровень проработки наших проектов предельно глубок, потому что мы снимаем за свой счет (и иногда за счет друзей). Мы не платим актерам, но арендуем камеры, линзы, свет, звук. Это дорого. Поэтому важно изначально выстроить киноязык таким образом, чтобы на площадке не было споров. Богатые продакшены могут себе позволить дополнительный съемочный день. Мы же не можем прийти на площадку и отменить съемки из-за того, что пошел дождик, актер отказался работать или кто-то заболел. Фильм все равно должен сложиться.

Когда я планировал съемки сериала «Путешествие на солнце и обратно», эксперты мне говорили: «Ты за такие деньги снимешь половину серии». Но нет: семь серий, пять с половиной часов, 300 человек и гигантская вселенная, в которой мы показали реальные 1990-е, а не то, что нам сейчас втюхивают.

Почему актеры соглашаются работать бесплатно

Работа со странным режиссером — большой опыт. Вот спросите у любого актера, захочет ли он сняться у Лав Диаса и семь часов просто сидеть в кадре за столом? Почти любой ответит: «Да». Неважно, как киносообщество воспринимает этого режиссера, актеру эта съемка будет в плюс.

Почти все, кого мы приглашаем, с радостью соглашаются бесплатно вписываться в наши проекты. Неважно, звезды или нет. Они меня спрашивают: почему ты это делаешь? Как ты это делаешь? Впечатляются моим методом, говорят, что такой свободы ни у кого на съемках нет. Например, на две недели оказаться в секте — это же прикольно.

С чего начать знакомство с творчеством Романа Михайлова

Один известный писатель — фанат моей «Сказки для старых». Он считает, что это один из двух фильмов, которые адекватно показывают бандитский мир нашей страны. «Жар-птица» же, как он считает, нравится только хипстерам и девушкам. С другой стороны, мой друг писатель Миша Елизаров, когда посмотрел «Жар-птицу», сказал, что «Сказка для старых» — ясельная группа детского сада.

Каждый день я встречаю противоположные взгляды на то, что я снимаю и пишу. Так что вы можете подбросить монетку, чтобы решить, с какой книжки или фильма начать знакомство.