Британский урбанист, автор книги «Креативный город» (The Creative City: A toolkit for urban innovators) Чарльз Лэндри несколько раз бывал в Петербурге в середине «нулевых» и уже тогда говорил в интервью: «У Петербурга должна быть картина того, каким он хочет стать, негласное соглашение между сообществами, властями и бизнесом. На словах это кажется простым, но на деле — очень сложно».
Тогда Лэндри продолжал разрабатывать свою главную тему: как процветание современных городов напрямую зависит от того, насколько они привлекательны для талантливых людей. Сейчас урбанист увлечен новой проблемой — как мегаполисы находят свою идентичность в условиях глобализации. Мы поговорили с Лэндри о Петербурге.
В своих выступлениях вы периодически упоминаете Петербург и даже приводите его в качестве примера, рассказывая о разных урбанистических трендах в развивающихся экономиках. Насколько внимательно вы следите за тем, что происходит в городе? Есть ли у вас вообще такая возможность?
Я давно не был в Петербурге — больше 10 лет. Это, конечно, проблема для исследователя: часто важно на многое посмотреть своими глазами, поговорить с людьми, погрузиться в местное экспертное сообщество. С другой стороны, доступ к информации за последние 10-15 лет сильно изменился. Для того, чтобы понимать и видеть тренды, не обязательно быть на местности. У меня есть контакты в Петербурге, личные и рабочие, есть доступ к медиа, научной информации, книгам. Есть проблема с доступом к адекватной экономической статистике, но я и стараюсь не делать безответственных долгосрочных прогнозов.
Петербург и Москва, сейчас интересуют меня, как примеры мегаполисов, которые переживают редкую стадию: они развиваются по глобальным моделям, но в ситуации закрытой экономики и оборванных внешних связей.
Петербург и Москву вы обычно относите к категории городов, которые «безуспешно ищут себя». Так было и 10 лет назад и сейчас. Выходит, динамики вы не видите?
Я бы сказал, что динамика не очень заметна, но и мир меняется слишком быстро – города не поспевают за этими изменениями, а для спокойного развития нужна хоть какая-то стабильность. Но я бы не стал здесь всё сводить только к этим примерам. Такие стадии поиска себя проходят и другие мегаполисы — и причины здесь не всегда зависят от геополитических обстоятельств.
Это вряд ли коснется глобальных городов-брендов, вроде Рима, Парижа, Лондона или Барселоны, идентичность которых стала универсальной, размыть ее уже невозможно — она легко копируется на уровне паттернов, образов: вот пицца, вот Эйфелева башня, вот паб. Я не упрощаю: это города-вселенные, их жизнь, конечно, не укладывается в какие-то простые шаблоны, но они уже нашли себя и вряд ли выйдут за привычные всему миру рамки. Но города следующей очереди — например, Мюнхен или Гамбург, Монреаль или Сан-Франциско, Марсель или Петербург — будут переживать или уже переживают внутренний кризис, связанный с потребностью быть глобальными и регулярно замыкаться в себе одновременно.
Это то, что вы называете урбанистической глокализацией. Насколько этот процесс сейчас влияет на развитие городов?
Это корректный термин, который, правда, часто используется в режиме wishful thinking: говоря про глокализацию, многие выдают желаемое за действительное. Предполагается, что глобализации не размывает локальные отличия, а наоборот их сохраняет и усиливает.
В случае с городами, если упрощать, это работает следующим образом: мы знаем, что это (что угодно: практика платных парковок, урбанизация промышленных территорий, развитие рынков, городская навигация или программа установки красивых скамеек в парках) работает так, а не иначе (есть мировая практика, есть модели, знания, реальные кейсы), но мы не можем сделать это так, потому что у нас нет денег, слишком холмистая местность, центр распределен вдоль реки, традиционно очень много университетов, в парках много преступности, слишком старое население, мало солнца, очень холодная зима и так до бесконечности. В результате мы возьмем глобальные практики, но с учетом наших естественных особенностей переделаем их в некоторых случаях до неузнаваемости. По-другому никак.
Глокализация в городах — это когда глобализация не стимулирует идентичность, а приспосабливается под нее и при хорошем городском менеджменте ей помогает.
Мало солнца и серая холодная зима — вы упомянули очень петербургскую картину.
Это можно сказать и про любой другой северный город. Но давайте поговорим про Петербург. Скажем, есть всеми любимые парки новой волны с понятными параметрами: это общественные пространства с развитой инфраструктурой (от спортивной до ресторанов), с интересным ландшафтным дизайном, архитектурой и так далее. Я плохо знаю вашу городскую повестку, но уверен, что Петербург в душе мечтает о таком парке. Насколько я знаю, что-то похожее, вдохновленное московским «Зарядьем», даже было в городских планах. Такой парк — чистый пример глобального урбанистического паттерна, очень хорошего, гуманистического, радующего душу и сердце.
Я не могу, к сожалению, судить все ли хорошо с московским «Зарядьем», но еще десять лет назад, когда был в Петербурге, задавался вопросом: вы хотите такой парк, ок, но что вы будете делать с ним зимой, да еще и на обдуваемой всеми ветрами набережной? Петербург не первый, кто сталкивается с этой проблемой. Задача адаптировать большие открытые общественные пространства к зимнему климату — вечная и до конца не решенная. И глобальный вклад Петербурга в мировую урбанистическую повестку мог бы быть как раз в том, чтобы предложить новые формы общественных зимних пространств, потому что летние как раз за него уже давно придумали. Это задача архитектуры и технологий: глобальный паттерн получит локальную модернизацию, а в случае успеха станет глобальным уже в новом, адаптированном виде.
При этом нет сомнений, что уже есть какие-то традиции. В парках пьют глинтвейн, катаются на санках и на коньках. Но, согласитесь, публичный зимний каток — совсем не инновационный формат, а очень традиционный. Учитывая длинную зиму, таких форматов, приспособленных к городу, должно быть больше. Урбанистика все-таки старается смотреть в будущее, нужны прорывы и новые идеи.
Давайте поговорим о проблеме шире. Город, который не может найти себя, – что это в вашем понимании? Чего не нашел в себе Петербург?
Я думаю, что Петербург давно переживает серьезный кризис идентичности. Но я бы при этом назвал этот кризис здоровым. Во-первых, как мы уже говорили, он такой не один: городам на определенной стадии развития свойственно искать себя. Во-вторых, этот выглядит, как стадия передышки перед рывком. Петербургу нужно определиться с тремя вещами (тут я сразу оговорюсь, что я говорю о нормальной урбанистической ситуации, когда есть работающая экономика, рыночные механизмы и креативный класс).
Нужно понять, хочет ли Петербург быть глобальным городом (может – точно). Тут все просто, как в учебниках: можно дальше развивать туристический бренд (и не важно, кто будет к вам массово приезжать — европейцы, американцы или азиаты), что принесет много бонусов, но и много проблем: в первую очередь деформацию рынка недвижимости, когда житель будет постепенно терять привилегию комфортной жизни в своем городе, амортизацию культурного слоя, который и так находится не в лучшем состоянии, экономический дисбаланс в пользу креативных кластеров в ущерб технологическим и наукоемким, ну и дополнительные экологические проблемы.
Альтернатива глобальному городу — самодостаточный город, туристический бренд которого формируется не как цель, а как результат городского развития. То есть Петербург сам по себе, он прекрасен, мы открыты, но живем ради себя, а не ради внешнего признания — вот чем мы привлекательны в том числе.. Это не значит, что не нужно вкладываться в туризм и развивать туристическую инфраструктуру. Это лишь означает, что туризм не будет безусловным приоритетом. Опыт туристических городов показывает в последнее время, что вопрос – кто мы: город для жителей или город для мира? — встанет неизбежно и очень остро. Лучше на него ответить заранее.
Вторая точка неопределенности: Петербург консервативен или прогрессивен? И это с урбанистической точки не зрения не выбор между плохим хорошим. Это как выбор в двухпартийной системе — вектор развития с множеством нюансов. Консервативная стратегия может быть очень прогрессивной, и наоборот. На практике это означает, например, выбор пути на развилке градостроительной политики: что делать с современной архитектурой — вписывать ли ее в ткань исторического центра, консервировать ли культурный слой. Насколько я помню, у вас это важная и давняя дискуссия.
Сюда же относятся и транспортные стратегии: можно делать город удобнее, но любая снятая в пользу автомобилистов или самокатчиков брусчатка — удар по живому. Я тут выступлю не как прогрессивный урбанист и предположу, что, возможно, консервативный выбор был бы и полезен Петербургу — как минимум, потому, что на фоне многочисленных прогрессистских моделей, это выглядит оригинально. Это можно при желании красиво упаковать.
Наконец, третий вопрос: Петербург заимствует модели развития или создает свои? Знаю, что для вашего города, который построен пример европейского прорыва, это экзистенциальный выбор. И опять же у этого вопроса нет подвоха. Заимствовать — полезно, умно и эффективно, на этом держится все мировое развитие. Сущностей и так слишком много, зачем их множить, надо брать лучшее.
Тут нужно понять, насколько Петербург на самом деле чувствует себя европейским городом, нет ли в этих чувствах самообмана и очередного wishful thinking. Может быть, стоит признать, что это специфический, уникальный город на стыке Европы и Азии, поражающий своей европейской архитектурой и русской самобытностью. Иначе говоря, можно было бы отринуть известный образ «Северная Венеция» как пораженческий. Венеция прекрасна, но Петербург не хуже. Пусть появится, наконец, где-нибудь в мире комплиментарный бренд «Южный Петербург»
Вы продолжаете исследовать феномен «креативных городов». Ваше основное исследование вышло 20 лет назад. Что изменилось за это время?
Происходит очень много всего, рассказывать можно очень долго. Я выделю несколько любимых трендов, которые, я уверен, уже проявились или обязательно проявятся в Петербурге, если не случится ничего неожиданного.
Децентрализация. Креативные индустрии — самых разных масштабов и направлений: от ремесленных сообществ с керамическими мастерскими в бывших цехах до танцевальных студий, галерей и швейных кластеров — распределяются, распадаются на множество мелких сегментов. Это обратный процесс: еще некоторое время назад все стремились к конвергенции, притягивались к сильным. В результате само понятие креативного кластера размывается и рано или поздно уйдет в прошлое: то, что раньше кучковалось в одном месте начинает равномерно распределяться по городским районам. Если за углом у тебя есть овощная лавка и кафе, то точно будет и керамическая мастерская.
Еще один тренд, который я называю «кросс-индустрии». Разные индустрии все меньше замыкаются на себе, все чаще взаимодействуют и находят совместный точки роста. Мой любимый пример: лондонские крафтовые пивоварни, которые постепенно вышли из сферы производства в сферу услуг, на барные и ресторанные рынки, а потом превратились в целые хабы с собственными заведениями, ресторанами, магазинами мерча, с собственными комьюнити современных художников, которые оформляют их товар и пространства. Сейчас они, например, взаимодействуют с крупными музеями. В Tate Modern проходят презентации разных сортов пива, при производстве которого пивовары вдохновляются творчеством современных и классических художников. Производственный бизнес становится частью креативного города, растворяется в нем.
Комментарии (0)